Графиня остановилась.
– Я вам рассказала, – продолжала она, – все, что было любопытного для вас в моей истории. Прибавлю вам только то, что мое имение снова возвратилось ко мне, мы свиделись с графом и оба заметили друг в друге такое равнодушие, что без труда решились расстаться. Он хлопочет теперь в Риме об уничтожении нашего брака.
– Благодарю вас, графиня, но для меня в истории осталось еще лицо непонятное – Беневоло.
– Беневоло! – повторила с важным видом графиня, – на это ничего не могу вам сказать в сию минуту. Если вы хотите что-нибудь узнать об нем, то выйдите из моего дома, пройдите по всем комнатам, сядьте в лодку, возвратитесь сюда этим переулком и войдите ко мне через этот балкон: вам будет спущена лестница.
Я был в нерешимости; но графиня так улыбнулась, с таким видом подала мне руку, что я не мог отказать ей.
Я исполнил в точности все ее приказания; но признаюсь, сердце мое было не совсем на месте, когда я стал взбираться по веревочной лестнице, спущенной мне с балкона. Я застал графиню в том же легком платье; она встретила меня с улыбкою и показала мне дверь небольшого кабинета. Вошедши в него, я увидел все принадлежности мужского ночного туалета и не замедлил ими воспользоваться. Когда я выглянул из двери, графиня захохотала и показала мне место на диване возле себя, позвонила в колокольчик и положила на стул пару пистолетов.
– Что это значит? – спросил я у нее.
– Это необходимо, – сказала мне графиня важным тоном.
Я задумался и невольно осмотрел курки пистолетов. Дверь отворилась, Беневоло вбежал в комнату.
– Амврозио! – сказала ему графиня, – знаешь ли ты этого молодого человека?
Беневоло затрясся всем телом.
– Ты видишь, Амврозио, я оставила одного мужа, отказалась от другого, вот у меня третий, а все не ты! Бедный Амврозио! Но теперь дело не о том: ты знаешь все, что ты сделал против этого молодого человека; он требует у меня отмщения; твоя последняя минута наступила, – признавайся. Допрашивайте его, граф, – сказала она, обратившись ко мне.
Я не мог смотреть без смеха на Беневоло, но с тем вместе он возбуждал во мне невольное сожаление. Графиня заметила во мне это чувство и сказала:
– О, как вы добры, граф, вы еще об нем жалеете! Вы не знаете, что он за человек! Этого мало, что он осмелился влюбиться в меня, – нет! взбешенный неудачею, он перешел на сторону моих врагов, он помогал Амати, он был от них подослан к вам шпионом, писал к вам записки; он препятствовал мне видеться с вами, ибо Леонардо боялся, чтоб наше свидание не открыло его преступления. Этого мало: когда он узнал, что у вас находится мой перстень, которого он долгое время от меня добивался, он решился взвести на вас нелепый донос в моем похищении, чтоб между судейскими интригами воспользоваться этой редкостию… Ведь вы верно знаете, – он любитель древностей?
– Он, кажется, – заметил я, – больше любитель денег, нежели древностей: он сам был остановлен за делание фальшивой монеты.
– О нет! – сказала графиня, – на это у него и недостало бы духа. Правда, он делал фальшивую монету, только не новую, а древнюю; он занимался самым невинным ремеслом – выдумывал небывалых царей или делал подражания редким медалям и приводил в отчаяние антиквариев.
Амврозио трясся всем телом и только изредка проговаривал:
– Pregiotissima signora!.. Signor conte!
Наконец, когда графиня замолчала, он вскричал со слезами на глазах:
– Все это правда, совершенная правда; но вспомните, что я спас жизнь русского графа.
– Да, это правда. Помните лицо, которое выглянуло из-за двери в первое наше свидание: за это, кажется, можно простить его, граф, – как вы думаете?
Мне так был жалок бедный Амврозио, что я стал просить графиню окончить эту шутку.
– Благодари графа и ступай вон, – сказала синьора, – а завтра поутру сочини мне сонет на это приключение.
Беневоло бросился к ней в ноги и выскочил из комнаты.
– Он добрый старик, – продолжала графиня, обратясь ко мне, – то есть пока его держишь в руках. Он до сих пор влюблен в меня без памяти; я сама привыкла к нему, как к постельной собачке. Он беспрестанно рисует мои силуэты, пишет в честь мне стихи и бывает вне себя от восхищения, когда я ему позволю поцеловать мои пальчик. Я хотела, граф, доставить вам это маленькое удовольствие, ибо никогда бы не простила себе, чтоб за меня благородный человек подвергся оскорблению и остался неотмщенным. Если б Леонардо был жив, я бы непременно доставила вам с ним свидание; но это, к сожалению, невозможно. Теперь ваша роль кончилась. Прощайте!
– Как! – сказал я графине, – мне опять идти одеваться? Опять спускаться с балкона в эту темную, дождливую ночь?..
Путаница (итал.).
Причальте к Санта Лучиа (итал.).
Путеводителем для путешественников (франц.).
Слушаю, господин (итал.).
Разбойники (итал.).
Негодяй! (итал.)
«Анна Болейн» – опера итальянского композитора Доницетти Гаэтано (1797–1848), либретто Романи. Исполнялась впервые в миланском театре Сан-Карло 26 декабря 1830 года.
Устрицы (итал.).
Беллини Винченцо (1801–1835) – итальянский композитор, автор опер «Норма», «Монтекки и Капулетти», «Пуритане», «Сомнамбула» и др. Верный своему отрицательному отношению к «итальяномании», Одоевский в многочисленных музыкальных статьях с неодобрением отзывается о Беллини, называя его музыку «стукотней», возражая против засилия произведений этого композитора в репертуаре московских театров. Нередко повторял писатель бытовавший в России каламбур о том, что «музыка в Европе взбеллинилась». В своей статье «Концерты» Одоевский писал: «Кому не известно, что Беллини принадлежит несколько счастливых мотивов, но что он самый плохой инструменталист на свете» («Литературные прибавления к „Русскому инвалиду“» 1837, 27 марта, № 13, приложение.)